Явление
Становление
У каждого слуги Господа, свой путь роста и своё понимание предназначения и цели существования. Но в этом различии и есть многообразие Бога, ибо у каждого своё и только своё служение. Каждый из нас уникален в своём предназначении, и найти свою судьбу есть величайшее счастье. Но мало просто узнать своё служение, нужно принять его и идти по этому пути не смотря ни на что. А ведь будет множество препятствий и непонимания, даже среди самых близких людей, но когда есть вера и желание добиться цели, всё получится. А иначе не может быть, так как Бог ведёт за руку слугу Своего.
Продолжим историю, с Божьей помощью...
Но вернёмся к тому времени, пока моё осознание было ещё далеко от этого. Я продолжал много читать и живо интересоваться различными способами и историями о чьём-то просветлении или духовном росте, но это не мешало мне идти по “проторенным дорожкам”, которые, в итоге, и привели меня в места лишения свободы, иначе говоря, «зону». И не имеет значения, был ли я виновен, или не виновен в том, что мне инкриминировали. Имеет значение то, что я таки был окончательно лишён возможности отвлекаться от постижения истины. И в этом был промысел Божий - моя “вина” был лишь повод лишить меня общения с миром внешним, мешающим пребывать в себе самом. Кроме этого, это был замечательный способ научить меня принимать себя таким, как я был, принимать других такими, как они есть, ибо обстановка существующая там, как нигде способствовала утихомириванию мнимой “крутизны” человеческой, и мигом снимала чувство собственной важности. Моё мнение было перечёркнуто мнением другим - поседельническим. Мне надобно было принять себя таким, каким я был - дармоедом и отребышем, чтобы принять всё таким, как есть.
Уже тогда я довольно быстро смирился со своим осуждением, восприняв это как волю Господню, начав ощущать себя в заточении, как в неком “монастыре закрытого типа”, ибо по сути своей так и было для меня. Лишённый мирских “забав” и очень многих бытовых трудностей, получивший в распоряжение множество свободного времени, я начал углубляться в познание себя. У меня появилось стремление посетить церковь православную, находящуюся в колонии, где и захватило меня опосредованное служение Господу, где я стал думать о полном посвящении жизни своей Ему. Я изучал всё, читал множество книг о житии святых православной церкви, вёл церковные службы, которые позволено было вести не священнику. Истово готовился к поступлению в семинарию, после того, как меня бы выпустили из “монастырка моего закрытого”. Но после выхода на волю этому не дано было осуществиться, ибо чувствовал, что есть что-то дальше, что это только ступень развития, но не единственная и не последняя.
Я чувствовал, что “прибытие в себе, то есть в Духе, означает поиск дальнейшего себя через крутины лишения мира сего, а не в отсутствии “мира” в себе. Это означает пройти через все мытарства жизненные, а не прятаться от них за стенами монастыря уединённого.
Имея множество знаний из литературы и из бесед со многими людьми, я стал проповедовать среди своих односидельцев и начал со всяких мнимых “знаний”, почерпнутых мной из множества прочитанных книг. Но потом ко мне постепенно стало приходить понимание того, что я не говорю свои мысли по этому поводу, а лишь “обезьянничаю”, то есть просто повторяю за другими их мысли, доказываю что-то “доказанное” кем-то, даже не совсем понимая то, о чём проповедую, хотя горячо спорю и доказываю чужие “истины”. Подобное не давало мне успокоения, наоборот, раззадоривало меня знать больше, так как чувствовал, что большинство говоримое мной из знаний чужих было ложью, ибо я не чувствовал полной правды во всём этом.
Однако я понимаю что всё, что когда то было дано во внешнем и внутреннем, все события происходящие с нами и вне нас, есть надобность для учения, для понимания и для роста нашей возможности принятия Духа. Приветливое знание истинное обрело своё место во мне и разлучило меня с мешаниной информации многой, ибо знание есть то, что сам познал из источника, пропустил через себя и принял частью своей, а не то, что сказано было иными, ибо это лишь определённые сведения.
Перед своим смирением я успел выразить негодование, объявлял голодовки, добивался отмены приговора, бесновался, так сказать. Не смотря на кажущееся непринятие и несмирение перед осуждением, эти голодовки помогли принятию Господа, потому что голодание помогает войти в состояние измененного сознания и понять то, что трудно понять в обычной жизни. Во время последней голодовки продолжительностью 45 суток, которую я инициировал уже без цели изменения приговора, а с целью познать что-то большее, пройти путь полного лишения и найти что-то в себе, со мной действительно произошло событие, которое потрясло меня.
Это было моим озарением, ко мне пришло понимание себя, понимание того, что я не тот, кто лишь чаёвничает да на нарах полёживает, а я есть мирный воин поднебесья, который служит Духу своему, то есть Господу во мне, для истинного служения подкованным мира сего, которые имеют правду в себе ненасытную. Господь руководил многими из тех, кто мне давал знания “изжитые”, но многие из них не претворены были в жизнь мою из-за того, что я сам в себе имел Бога. Мне пригодилось знание себя, как истинного члена воинства Господнего для того, чтобы начать жизнь новую в Духе не “во сне”, как давича происходило, а наяву, зная, кто я есть.
Ещё до моих голодовок появилось много тех, кто рядом шёл и тоже стремился понять себя, так и сплачивались вокруг меня те, кто вопросами своими и высказыванием мнений своих, толкал меня к пониманию. Кто-то был мне “учителем”, кто-то “учеником”, так и лепетали друг другу, желая казаться взрослыми в пониманиях своих. Некоторые Слуги Господни и поныне со мной рядом идут и службу свою служат.
Шел сороковой день голодовки. Я находился в медицинской части исправительного учреждения под наблюдением врачей. В этот день я проснулся, за окном лежал последний мартовский снег - затоптанный, черный. «Зэки» все ходили по «взлётке» в своих замызганных фуфайках и рабочих «ботах», «положняк» не отличается разностью цветов и не радует взгляд. Тоска по чему-то большему накатывала всё сильнее, и в то же время у меня было чувство ожидания чего-то значимого, радостного, желанного, что я даже позволил себе мысль, будто могут меня освободить, пересмотрев приговор. Но оказалось всё совсем иначе.
Как оказалось позднее, мне кружило голову от следствия призрачного бытия. Мне послание готовилось “исподволь” - примерное указание бытия жизни и оно “рассекречивало” суть мою истинную. Без прекрас. Оно проникло в меня наживо и утвердило след свой во мне поныне. Это было истинным и благоверным, точно снадобье безликое живое, в котором нуждаются жаждущие.
Вот что это было...
Этим утром, совершив обязательный ежедневный медосмотр, я вернулся в палату, лег на больничную койку подремать минут десять. И вскоре после того, как я закрыл глаза, в палату ввели новенького и я отошёл ото сна. «Новенький» был благовидным дедушкой, аккуратненьким, ухоженным, и я завел с ним разговор, ведь каждое новое лицо в этом «монастыре закрытого типа», вызывало острое желание поговорить. Постепенно наша беседа зашла в духовное русло. Я задавал ему вопросы, он отвечал на них, мудро и с пониманием поправлял меня, направлял и подсказывал. Наконец, мне удалось получить ответы, которых я ждал всю жизнь... Всё время нашей беседы я пребывал в эйфории, я был счастлив. У меня не было даже мысли о чём-то другом, не было желаний попить воды или куда-то выйти, эта беседа с дедушкой занимала меня полностью, я был тотальным в ней. Он говорил мне такие вещи, которые не укладывались у меня в голове на тот момент, однако у меня не возникало желания спорить с ним, хотелось просто впитывать в себя эту информацию, максимально стараясь всё запомнить. Эта беседа продолжалась примерно 17 часов. Около трех часов ночи мы замолчали, разговор как бы подошел к завершению, дедушка выглядел задумчивым, смотрел в окно, из которого был виден ночной плац, дерево, фонарь, светивший в окно, как луна, заливая всю палату призрачным светом. И вдруг дедушка сказал: «Сынок, ложись-ка ты спать, чего грустить, утро вечера мудренее, утром встанешь и все поймешь».
Наступило утро, я проснулся, начал искать дедушку взглядом, увидел, что его кровать застелена, потом удивился, что меня не разбудили на ранний подъем, да и проверку пропустил... Этого не может быть! Потом посмотрел на часы, удивился, что на календаре все еще 9 марта, хотя по идее прошли целые сутки и должно быть 10-е число. Я встал с кровати, пошел спрашивать у санитаров: «А где дедушка, которого вчера привели к нам в палату?» На что получил ответ, что никакого дедушки не было. Находясь в шоке от случившегося, я сел на кровать и затосковал, ком подступил к горлу, захотелось рыдать в голос от понимания того, что это было всего лишь видение и в понимаемой обычными людьми реальности, этого не происходило. Но для меня-то это было абсолютно реально! Я понял, что ко мне являлся Он, Сам. И я стал судорожно вспоминать и записывать, записывать, записывать всё, что говорил мне “дедушка”, стараясь не забыть ни одного слова, не упустить ни одного оборота речи, ни одного сравнения. Потом очень долго размышлял над этим. И понял, что обрел то, что искал всю жизнь — Бога в себе. И это дало мне ни с чем несравнимое ощущение полноты и смысла жизни, как будто я нашел дорогу домой.
Ранее я лишь упрямился, доказывая всем “себя”, какой я есть, но не понимал, что низшее всегда неимоверно мало с высшим. Оно действительно мало чтобы осознать как быль, реальность. Оно явлено лишь в мир плоти иссякать себя из камня, и не является явью в мире ином, вечном. Осознание этого и было явлено мне тогда в виде урока Божьего. Ранее я внутренне где-то ощущал это, но не знал, как это применить на себе и спал, пока “ветер” не разбудил меня в сознании моём, вещая истину крылатую. Мне старец наяву приснился и стал лекарем моим, и не иначе, как разум воскресил осознанием меня самобытного, настоящего.
Откровение дедушки позволило мне вспомнить меня настоящего, направило и указало как жить, что делать, куда стремиться. Оно дало задел на будущее и подсказало пример того, как должно быть изначально. Не имея служения как такового себе на тот момент, я “пригревался” лишь непомерным стимулом жить и сохранять веру в несбыточное. Но в тот момент мой разум сменил ориентацию и стал чувствителен к боли чужих людей, мне наскучило пребывать в сознании “пепла”, в сознании потухшем, неживом... Жить стало интереснее и живее. Премудрость века сего потеряла значение для меня. Мне перестало казаться, что иные мыслители превосходят меня по благоразумию моему. Мой “резус фактор” подскочил на несколько шагов вперёд.
Моё умение видеть пространство в объёме, мои творческие фантазии, которые использовал для игр детских, выдумок и изобретательств прибыльных во взрослой уже жизни, преградило дорогу изобилию лжи и коварства, которое было предпринято мной до того, как оказался в застенках “монастыря”. Кривдовое, чем упивался ранее, замельтишило и придалось очертаниям призрачным. Раньше хитрость и изобретательность были житейскими, а теперь стали “служебными” ибо получил те навыки, какие было положено получить для исполнения предназначения моего.
Ранее мне казалось, что нужно сопротивляться всему тому, что меня не устраивает, что кажется неправильным. Я представлял себя неким “революционером” который желает изменить внешний мир, вместо того чтобы менять своё отношение к нему и Господь дал мне возможность почувствовать силу сделать это. Но прежде чем я получил бы возможность быть “изменителем” мира, я должен был принять себя, чтобы желание недовольствоваться тем, что творится Господом, прошло бы, ибо стало бы понятно величие действий Его. Внутреннее ощущение данной Господом силы и принятие себя дало мне крепость для понимания того, что ничего менять не нужно, ибо всё так, как задумано. И это осознание было для меня и ударом, и приятным удивлением одновременно.
А дальше... Дальше я начал видеть необычные сны, в обыкновенных вещах стал замечать скрытый смысл, предвидеть события, «читать» людей. И иногда мне казалось, что телепередачи снимают только для меня или новости читают только для меня, потому что в любых словах я видел какой-то иной смысл, читал между строк, видел большее, чем лежало на поверхности. Постепенно для меня проявленный мир Господа становился шире, люди становились многограннее, и мое понимание сути вещей росло.
Неполные “знания” что бытовали во мне ранее, уменьшали границы сознания моего. Теперь мне пришлось отбросить всю эту “истину”, обесценить её в понимании своём и принимать новые знания, что появлялись в моём сознании так, как будто архивированный файл приходил непосредственно в сознание и распаковывался там, укладываясь в моём понимании по полочкам. Я покупал тетради многие и в каждой строчке, в каждой клеточке - записывал, осознавал. Каждое слово хранило в себе многие смыслы и в этих смыслах были ещё смыслы, как будто я постепенно раскрывал бесконечную матрёшку и за каждым слоем был новый слой. Я писал как иступлённый, я записывал мудрость вечную и иногда мне казалось, что каждая тетрадь неимоверно тяжела из-за наполненности содержанием своим. Я был счастлив, но следом за ним пришло и разочарование от осознания того, что стало с миром Господним из-за людского непонимания его. Я испытывал разочарование от лжи многой, что вокруг бытует в писаниях и пониманиях людских, от того, что истинные знания, которые наверняка давались и другим - тем, кто был до меня, были “исковерканы” до неузнаваемости. Я был разочарован в том, что и сам раньше думал так и верил во всё это. Однако разочарование прошло и свет не иссяк, а проявился в полноте своей. И пришло осознание себя во гневе Божьем. И я признал вечно истинное и ужился с ним.
Тюрьма для кого-то была исправительным учреждением, а для меня стала монастырем, где Господь забрал у меня женщин, машины и большинство благ цивилизации. И эту образовавшуюся пустоту я заполнял общением с Богом. Я принял служение Господу. Я позволил проявиться в себе духовной сущности. Постепенно Господь стал направлять ко мне других осужденных, которые шли ко мне за советом, разъяснениями, утешением. Сами того не понимая, они шли ко мне, Господь направлял их. Так появились первые ученики...
Среди них были те, кто не запятнал себя кривым обознанием. Они не были приняты в ряды примерных слуг Господних, но не перестали служить себе, наяву. Были и те, кто мыслил иначе и перестал быть невинными перед собой, и те, кто невзначай иссёк из себя пламя души своей и обеспечил себя миром даденным, искренним. Так и жили, исподволь питаясь знаниями и исчисляя ход бытия своего.
Последние несколько месяцев пребывания в колонии были очень волнительны для меня, ибо я понимал, что там, за воротами железными, нет свободы, что люди пребывают в ещё более жёстких тюремных условиях, ибо Дух их заперт, закрыт, ограничен рамками и условностями.
Но я знал, что именно там я проявляю себя настоящим, я смогу жить так, как должно, осознавая себя. Я придумывал разные хитрости, чтобы преминуть к тем, кто был бы мне помощником в пути верном и приспосабливался в сознании своём для дальнейшего прибытия в себе. Я никак не мог осознать, что именно мне придётся выполнять и как, но я точно знал, что именно этим и буду заниматься всю свою оставшуюся жизнь. Мне приходили на ум разные ухищрения: как творить, что творить, но помимо сего, я неуклончиво шёл к своей намеченной цели, цели познания себя живого, того, кто прикинулся лишь временно больным и оторванным от мира. Я знал себя такого, как есть на то время и мне было дадено предназначение иметь себя будущего, такого, каким я стал сейчас. Я лишь примером своим мог себя исцелять от ран душевных, чем и занимался вплоть до возвращения в жизнь новую, ранее забытую. Теперь мне стало явно то, что было заложено во мне изначально и что кривило мою жестокую жизнь, пока я был взаперти. Теперь я точно имел себя и знал это. И как я был рад этому осознанию.
Я вышел из «монастыря», проведя там 9 лет жизни, имея с собой только Себя и большую сумку набитую тетрадями многими, исписанными мной знаниями бесценными. Благодаря новому пониманию, мир вокруг стал другим и люди стали другими. Все, что раньше не имело значения, теперь обрело смысл и направление. Я стал тем, кем должен был стать, я стал собой!
Теперь я вижу, что мир готов к приходу Осознанных Слуг Господних, явленных в мир Духом своим. Теперь настало время осознания живого.